Когда-нибудь мудрость меня посетит,
блаженная, как забытьё,
и я успокоюсь, я сделаю вид,
что слышу и понял её.
Я буду молчать, как молчит даосист,
холодный и к злу, и к добру,
и слушать листвы осыпаемой свист
на зябком осеннем ветру,
и в прорези серо-сиреневых туч
порой различать синеву,
и чувствовать миг, как он сладок, тягуч...
Не им ли так долго живу?
Я флягу достану размером с ладонь
и тёмную жидкость хлебну,
и этот ручной, леденящий огонь
потянет меня в глубину.
Раздумий, сомнений, картинок, картин
с прекрасными, сонными ню.
Ах, память, ты — лампа, а я — Алладин,
я только любовь и храню.
Я вызову джинна по имени Джейн
и тихо задам ей вопрос:
«О, дева, чьи ноги растут из ушей,
скажи мне, всё это всерьёз?
Вся эта оранжево-мокрая стынь
и я в чёрной коже, джинсе,
как в храме, среди непонятных святынь,
в таких же раздумьях, как все?..»
Вот осень проходит и скоро зима,
я так не люблю холода,
мне б взять и напрятать в свои закрома
тепла и любви, без стыда.
Так много, хватило чтоб милым моим
друзьям и далёкой родне,
и нам, романтично-влюблённым, двоим,
а впрочем, не жаль и стране.
Чтоб все были счастливы, чтоб никому
не мучиться, не тосковать.
Вот взять и послать бы их по одному
куда-нибудь на острова...
Ты мне улыбаешься, ласковый джинн,
спасибо, хотя бы за то,
что выбран тобой не из странных мужчин
в пальто дорогих и авто.
Я прост, не понятен... И всё-таки прост...
Из тех, у кого в голове
хрустальные башни и радужный мост,
и добрые тигры в траве.
И божьи коровки, и маленький крот
с его удивительным «еее!..»
Я тот, кто в терновнике песни поёт,
не взяв ни гроша, ни у.е.
И чувство такое, что всё это зря,
что время куда-то лететь,
что тот, кто останется до декабря,
надолго отправится в клеть.
И будет закован в свой личный мирок
морозный, пустой, ледяной...
А кто улетел, не нажал на курок,
тот жив и здоров, и хмельной.
Посмотрим, посмотрим... Потом. А пока
живём, посещаем Фейсбук...
А птицы летят и плывут облака,
и все депутаты — на юг.
2016
блаженная, как забытьё,
и я успокоюсь, я сделаю вид,
что слышу и понял её.
Я буду молчать, как молчит даосист,
холодный и к злу, и к добру,
и слушать листвы осыпаемой свист
на зябком осеннем ветру,
и в прорези серо-сиреневых туч
порой различать синеву,
и чувствовать миг, как он сладок, тягуч...
Не им ли так долго живу?
Я флягу достану размером с ладонь
и тёмную жидкость хлебну,
и этот ручной, леденящий огонь
потянет меня в глубину.
Раздумий, сомнений, картинок, картин
с прекрасными, сонными ню.
Ах, память, ты — лампа, а я — Алладин,
я только любовь и храню.
Я вызову джинна по имени Джейн
и тихо задам ей вопрос:
«О, дева, чьи ноги растут из ушей,
скажи мне, всё это всерьёз?
Вся эта оранжево-мокрая стынь
и я в чёрной коже, джинсе,
как в храме, среди непонятных святынь,
в таких же раздумьях, как все?..»
Вот осень проходит и скоро зима,
я так не люблю холода,
мне б взять и напрятать в свои закрома
тепла и любви, без стыда.
Так много, хватило чтоб милым моим
друзьям и далёкой родне,
и нам, романтично-влюблённым, двоим,
а впрочем, не жаль и стране.
Чтоб все были счастливы, чтоб никому
не мучиться, не тосковать.
Вот взять и послать бы их по одному
куда-нибудь на острова...
Ты мне улыбаешься, ласковый джинн,
спасибо, хотя бы за то,
что выбран тобой не из странных мужчин
в пальто дорогих и авто.
Я прост, не понятен... И всё-таки прост...
Из тех, у кого в голове
хрустальные башни и радужный мост,
и добрые тигры в траве.
И божьи коровки, и маленький крот
с его удивительным «еее!..»
Я тот, кто в терновнике песни поёт,
не взяв ни гроша, ни у.е.
И чувство такое, что всё это зря,
что время куда-то лететь,
что тот, кто останется до декабря,
надолго отправится в клеть.
И будет закован в свой личный мирок
морозный, пустой, ледяной...
А кто улетел, не нажал на курок,
тот жив и здоров, и хмельной.
Посмотрим, посмотрим... Потом. А пока
живём, посещаем Фейсбук...
А птицы летят и плывут облака,
и все депутаты — на юг.
2016
