Антуану де Сент-Экзюпери
Мастерскую покинет твой дух,
твой мучитель и друг.
И выше органа собора Святого Петра
возносится имя добра.
И нет на земле ничего, никого...
Равнины небес, снега и лунный
шар.
(Эра покоя — лицо голубое.)
Ты спросишь: кого приголубила тишь?
Для кого этот белый манеж?
Голубиная почта несёт сюда с крыш
тонкие трубочки тайных депеш.
Но если звучит мотор в небе
и вспыхивают снегири,
знай: это летит Лебедь,
ранее — Экзюпери.
А ты пытаешься что-то крикнуть,
желая исправить, перечеркнуть... Зачем?
Может, его путь — это лучший путь,
что пожелаешь всем.
Пусть он видит, как растут города —
электрические клумбы,
золотые муравейники —
живые, ждущие!
Пусть он ждёт,
как они,
всегда,
только лучшего...
-------
Лицо Сахары закрывает веки,
теряя тепло.
Летучая мышь-гигант засыпает.
Звёздный мираж Карфагена, как остров, плывёт.
Леденеет оазис в пустыне Вселенной. И стаей
метеорный поток в стекло океана бьёт.
Полночь!
В Магеллановом Облаке вспыхивает свеча...
и гаснет.
И Большой Гончий Пёс недовольно рычит, чуя...
Чья-то звезда падает, разрываясь на части —
рождаются реки. Как горячи струи!
Ты сидишь у костра, вспоминая чувства
(ладонь и огонь, красная кожа...)
и самое странное из напутствий:
«Не уходи навсегда,
если можешь...»
--------
О, память, магнитная лента в разрывах:
шипенье прибоя, сорочек шуршанье,
глухие звонки телефона, смущенье,
«Мы встретимся будущим летом?», «Наверно...»,
слова о тебе, пробуждение строк...
А тема безмерна, безмерна!
Но влажен и нежен песок...
И мы уже на волосок
от гибели и от судьбы.
«Мы тонем... Мы станем... Мы будем!..»
Увы...
Сгущается лето. Отпущенный срок
так быстро подходит к концу.
Как ласково лижется море у ног,
и солнце скользит по лицу.
Не бойся, не думай! Пока мы одни.
Ещё не размыт отпечаток ступни —
последний автограф на целой Земле,
на странной планете, летящей во мгле...
--------
Глина,
принявшая форму женщины в пальцах твоих,
твердеет без них.
Знаю: все боги уходят когда-нибудь в небо.
Небо крадёт наше счастье, но я не ревную.
Самая синяя пропасть — и та пустота.
С кем же тут спорить?
Не это! Не то мне хотелось
молвить тебе на прощанье... Послушай, живи!
Хоть затеряйся навеки,
а хоть и забудь...
Но умоляю, прошу тебя,
главное — будь!
--------
Душа, в тебе сквозняк такой!..
--------
Я за тебя молюсь
всем четырём ветрам.
Я за тебя боюсь!
Даже не передам...
Смутно так на душе.
Что-то мне говорит...
Ах, это ночь уже...
Это — звезда горит.
--------
Пауза.
Плоскость крыла — Мир!
Свет и мелодия. Разная музыка.
Нота ветра всё та же.
И ни тепла, ни стужи.
Голос друга реже и реже...
«Ты слышишь?! Мы ведь погибли тоже!!!»
Падение.
Скрежет!
--------
Запах граната. Как запах мгновенного яда.
Можно глотком опрокинуть всё ясное небо!
Можно листву различить в грустном городе, в парке.
Можно. Когда это будет —
нас не разбудят.
Вспомнят. Но время уйдёт. Говорливые смолкнут.
Скажут газеты, но тихо, невнятно, вдогонку
словно...
А женщины выпьют двойную разлуку.
Друг, я тебя потеряю! А ты?! Где же ветер,
каплями чтобы холодными смыть нетерпенье,
память — могильное слово прошедших столетий.
Станет ли миг на какую-то дольку короче?
Кто же был прав?
И кому это нужно — пророчить?
--------
Совесть,
дай мне лёгкости воздуха в горле.
Мятой синего севера путь мой пропитан.
твой мучитель и друг.
И выше органа собора Святого Петра
возносится имя добра.
И нет на земле ничего, никого...
Равнины небес, снега и лунный
шар.
(Эра покоя — лицо голубое.)
Ты спросишь: кого приголубила тишь?
Для кого этот белый манеж?
Голубиная почта несёт сюда с крыш
тонкие трубочки тайных депеш.
Но если звучит мотор в небе
и вспыхивают снегири,
знай: это летит Лебедь,
ранее — Экзюпери.
А ты пытаешься что-то крикнуть,
желая исправить, перечеркнуть... Зачем?
Может, его путь — это лучший путь,
что пожелаешь всем.
Пусть он видит, как растут города —
электрические клумбы,
золотые муравейники —
живые, ждущие!
Пусть он ждёт,
как они,
всегда,
только лучшего...
-------
Лицо Сахары закрывает веки,
теряя тепло.
Летучая мышь-гигант засыпает.
Звёздный мираж Карфагена, как остров, плывёт.
Леденеет оазис в пустыне Вселенной. И стаей
метеорный поток в стекло океана бьёт.
Полночь!
В Магеллановом Облаке вспыхивает свеча...
и гаснет.
И Большой Гончий Пёс недовольно рычит, чуя...
Чья-то звезда падает, разрываясь на части —
рождаются реки. Как горячи струи!
Ты сидишь у костра, вспоминая чувства
(ладонь и огонь, красная кожа...)
и самое странное из напутствий:
«Не уходи навсегда,
если можешь...»
--------
О, память, магнитная лента в разрывах:
шипенье прибоя, сорочек шуршанье,
глухие звонки телефона, смущенье,
«Мы встретимся будущим летом?», «Наверно...»,
слова о тебе, пробуждение строк...
А тема безмерна, безмерна!
Но влажен и нежен песок...
И мы уже на волосок
от гибели и от судьбы.
«Мы тонем... Мы станем... Мы будем!..»
Увы...
Сгущается лето. Отпущенный срок
так быстро подходит к концу.
Как ласково лижется море у ног,
и солнце скользит по лицу.
Не бойся, не думай! Пока мы одни.
Ещё не размыт отпечаток ступни —
последний автограф на целой Земле,
на странной планете, летящей во мгле...
--------
Глина,
принявшая форму женщины в пальцах твоих,
твердеет без них.
Знаю: все боги уходят когда-нибудь в небо.
Небо крадёт наше счастье, но я не ревную.
Самая синяя пропасть — и та пустота.
С кем же тут спорить?
Не это! Не то мне хотелось
молвить тебе на прощанье... Послушай, живи!
Хоть затеряйся навеки,
а хоть и забудь...
Но умоляю, прошу тебя,
главное — будь!
--------
Душа, в тебе сквозняк такой!..
--------
Я за тебя молюсь
всем четырём ветрам.
Я за тебя боюсь!
Даже не передам...
Смутно так на душе.
Что-то мне говорит...
Ах, это ночь уже...
Это — звезда горит.
--------
Пауза.
Плоскость крыла — Мир!
Свет и мелодия. Разная музыка.
Нота ветра всё та же.
И ни тепла, ни стужи.
Голос друга реже и реже...
«Ты слышишь?! Мы ведь погибли тоже!!!»
Падение.
Скрежет!
--------
Запах граната. Как запах мгновенного яда.
Можно глотком опрокинуть всё ясное небо!
Можно листву различить в грустном городе, в парке.
Можно. Когда это будет —
нас не разбудят.
Вспомнят. Но время уйдёт. Говорливые смолкнут.
Скажут газеты, но тихо, невнятно, вдогонку
словно...
А женщины выпьют двойную разлуку.
Друг, я тебя потеряю! А ты?! Где же ветер,
каплями чтобы холодными смыть нетерпенье,
память — могильное слово прошедших столетий.
Станет ли миг на какую-то дольку короче?
Кто же был прав?
И кому это нужно — пророчить?
--------
Совесть,
дай мне лёгкости воздуха в горле.
Мятой синего севера путь мой пропитан.
Пить хочу из осеннего озера в Альпах.
Всем отдать неделимую родину мыслю.
Всем поведать глубинную логику песни.
Мы от солнца и поля ржаного (колышется запах!)
Круглым хлебом востока ты снова насытишься, запад!
Подгоревшею коркой лоснится оливковый вечер.
Проникаю в мельчайшую малость, очеловечив...
--------
Только капля, чтоб чашу пролить.
Чтоб нарушить озёрный покой.
Чтобы зубы свело. Чтобы засветло
ночь тебя приняла.
Чтобы то, чем была
эта жизнь, этот взрыв поднебесный,
понесли в неизвестность
два чёрных крыла.
Я теряю телесность.
Я чувствую: вот она,
лёгкость, чуждая плоти... Пора!
Предначертанное —
отработано.
Всё окончилось.
С плеч гора.
--------
Во мне умирает море.
И замолкает лес.
И тогда
огнём до небес
взмывает последняя Ностальгия.
Одним в этом видится стресс.
Меня понимают другие.
--------
Земля,
я уже не твой.
Я принадлежу ностальгической сини
перистых облаков.
Я понимаю, всё нужное сказано,
и даже последнее слово — «прощай» —
не имеет значения.
Я знаю,
от меня не останется ничего,
не смотря на любовь,
не смотря на труды.
И какая мне разница, что за окно не погаснет?
Я хочу лишь увидеть в испуганном воображении
лицо человека,
которого верил — найду!
Прикоснуться к нему
на последней минуте сознания
и понять...
И шагнуть за черту...
1987-1990
Всем отдать неделимую родину мыслю.
Всем поведать глубинную логику песни.
Мы от солнца и поля ржаного (колышется запах!)
Круглым хлебом востока ты снова насытишься, запад!
Подгоревшею коркой лоснится оливковый вечер.
Проникаю в мельчайшую малость, очеловечив...
--------
Только капля, чтоб чашу пролить.
Чтоб нарушить озёрный покой.
Чтобы зубы свело. Чтобы засветло
ночь тебя приняла.
Чтобы то, чем была
эта жизнь, этот взрыв поднебесный,
понесли в неизвестность
два чёрных крыла.
Я теряю телесность.
Я чувствую: вот она,
лёгкость, чуждая плоти... Пора!
Предначертанное —
отработано.
Всё окончилось.
С плеч гора.
--------
Во мне умирает море.
И замолкает лес.
И тогда
огнём до небес
взмывает последняя Ностальгия.
Одним в этом видится стресс.
Меня понимают другие.
--------
Земля,
я уже не твой.
Я принадлежу ностальгической сини
перистых облаков.
Я понимаю, всё нужное сказано,
и даже последнее слово — «прощай» —
не имеет значения.
Я знаю,
от меня не останется ничего,
не смотря на любовь,
не смотря на труды.
И какая мне разница, что за окно не погаснет?
Я хочу лишь увидеть в испуганном воображении
лицо человека,
которого верил — найду!
Прикоснуться к нему
на последней минуте сознания
и понять...
И шагнуть за черту...
1987-1990
