Мой внутренний голос зовёт меня на Сардинию,
на белый песок и прибоя морского линию.
И сразу впридачу какую-нибудь Розалию
мой мозг призывает, чтоб было кого за талию...
А если не будет, и море тогда красивое,
оно б не ласкало, скорее, меня бесило бы,
и чаша вина показалось бы кислой, пресною,
и жизнь... так была б скучна, что вкушать побрезгую.
Пора наступила — пора посещать Италию.
Поеду с Танюшей, не стану искать Розалию.
И дело не в пасте с сырами, оливками, пиццами,
не в парках с горами, не в прадах каких с уфиццами...
Мой внутренний голос зовёт меня в дали вечные,
зачем-то шагаю туда я на свет доверчиво,
который от волн отражается... каждой песчинки, крабика...
Но дело не в жарке тела... ведь я не арабика...
А в чём же тогда? Что ищешь? Что ждёшь особого?
Здесь нервы твои в кусок колбасы спрессованы,
их режет любой и на хлеб, и хлебалом чавкает,
а там выше всех потреб — просто небо с чайками...
Реши для себя задачку предельной сложности
и к морю езжай желанному до невозможности.
Ответ не бывает одним или только истинным.
Кто жив, кто в душе храним, кто уже статистика...
Давай, припади к нулю тоже алым ноликом.
За что так тебя люблю, до седин, до коликов?
За то, что идёшь в волну Афродитой стриженной?
А я без тебя — ко дну, и в пустыне выжженной...
Там бронза, ей тыщи лет, Дионис какой-нибудь,
перстом мне грозит вослед и глядит покойником,
но каменный Геры торс с неземными персями
улыбку мне шлёт свою, мол, не зря усердствуешь...
За шлейку тебя тяну от бикини пёстрого,
не грех обнажить жену на безлюдье острова.
И солнца не рдеет круг, ведь оно всё видело,
наш самый надёжный друг со времён Овидия...
Нас, может, ещё Гомер рифмовал, описывал,
как фавнов, сирен, химер в редколесьях тисовых.
Эол там тебе наплёл, что я бабник, пьяница,
но я на него не зол — хоть строка останется...
Поедем, а нет, тогда полетим бескрылые,
ведомые красотой, её страшной силою.
Посмотрит с земли поэт — пронеслись две бабочки...
И смысла грустить им нет — всё уже до лампочки...
2025
