«Сатир, целующий нимфу в прекрасный зад.»
Такую картину хотел бы я написать.
Но как же он скучен реалий простой расклад...
Абстракции много больше мне говорят.
А нимфа пускай ныряет скорей в постель
и я целовать ей стану, как тот сатир,
любой бугорок, ложбинку, округлость, щель,
и будет нам счастье, и самый блаженный мир.
В её поцелуях так заряжусь добром,
в горячих объятьях такой обрету формат,
что можно писать хоть кистями, хоть пером,
как жизнь хороша, как новому дню ты рад.
Как выйдешь из дома и рядом с тобой она,
а воздух так пахнет, куда там людской парфюм!
Но думаешь вдруг: «А если эта весна
последняя в жизни?» И нет бесполезней дум...
Дожить до весны, до новых пахучих дней,
дойти до того, что смерть не страшна, и знать,
что я есть любовь, что весь растворён я в ней!
Что Бог — мой отец, а вечность — родная мать.
Что сам я цветок весны на её лугу,
открыт до предела, захочешь напиться — пей!
И столько их, тех, кого напоить могу
нектаром души и соком любви моей...
2024
АЛЕКСАНДР ЧУЛКОВ. СТИХИ
А может, любовь...
- А может, любовь — это просто влеченье?
- А если и так?
Не имеет значенья
названье для счастья двоих оголтелых,
открывших всю душу, отдавших всё тело...
- А вдруг эта блажь далеко не навеки?
И горы меняются...
Течь будут реки,
найдя себе новые, гибкие русла...
- И что?
Ведь сейчас нам так сладко, так вкусно...
И кто б сомневался, что волны блаженства
мир делают тоньше, загадочней, краше..,
Что жизнь есть мужское, увязшее в женском...
А Бог — он из страсти, из нежности нашей...
2024
Не имеет значенья
названье для счастья двоих оголтелых,
открывших всю душу, отдавших всё тело...
- А вдруг эта блажь далеко не навеки?
И горы меняются...
Течь будут реки,
найдя себе новые, гибкие русла...
- И что?
Ведь сейчас нам так сладко, так вкусно...
И кто б сомневался, что волны блаженства
мир делают тоньше, загадочней, краше..,
Что жизнь есть мужское, увязшее в женском...
А Бог — он из страсти, из нежности нашей...
2024
Ты обо мне не знаешь...
Ты обо мне не знаешь
столько, что просто жуть.
И я ни за что на свете
чего-то не расскажу.
Ты много, скажи, дала бы
об этом узнать, о том?
О чём там шептали бабы...
Кого принимал я ртом...
Мой самый невинный опыт,
мой самый постыдный грех,
всё искренно и подробно,
а ты б представляла всех.
И я бы пошёл на это,
но только... чтоб мах на мах,
чтоб знать и твои секреты,
всю быль о твоих губах.
О, как же любить нам надо,
как верить друг другу, чтоб
любви не убила правда
ошибок, затмений, проб...
Чтоб стали мы только ближе,
прижались ещё сильней,
а сцены картин бестыжих
нам были бы злат ценней.
2024
столько, что просто жуть.
И я ни за что на свете
чего-то не расскажу.
Ты много, скажи, дала бы
об этом узнать, о том?
О чём там шептали бабы...
Кого принимал я ртом...
Мой самый невинный опыт,
мой самый постыдный грех,
всё искренно и подробно,
а ты б представляла всех.
И я бы пошёл на это,
но только... чтоб мах на мах,
чтоб знать и твои секреты,
всю быль о твоих губах.
О, как же любить нам надо,
как верить друг другу, чтоб
любви не убила правда
ошибок, затмений, проб...
Чтоб стали мы только ближе,
прижались ещё сильней,
а сцены картин бестыжих
нам были бы злат ценней.
2024
Под утро
Сегодня под утро приснилось такое...
Нас было не двое... и даже не трое...
Улыбки смущённые... робкие лица...
Все тайны открыты... все смыты границы...
Мы все не знакомы... и так осторожны...
А чуткая нежность испортить не может
особых мгновений волшебного часа,
где ты — то напиток, то губы, то чаша...
И это не стыдно,
и это не страшно...
Естественно, сон мой на самом хорошем
зачем-то был прерван неведомой силой.
Но я ей шепнул: «И за это спасибо...
Цветы поцелуев не вянут на коже...»
2024
Нас было не двое... и даже не трое...
Улыбки смущённые... робкие лица...
Все тайны открыты... все смыты границы...
Мы все не знакомы... и так осторожны...
А чуткая нежность испортить не может
особых мгновений волшебного часа,
где ты — то напиток, то губы, то чаша...
И это не стыдно,
и это не страшно...
Естественно, сон мой на самом хорошем
зачем-то был прерван неведомой силой.
Но я ей шепнул: «И за это спасибо...
Цветы поцелуев не вянут на коже...»
2024
Любовь моя, весна...
Любовь моя, весна,
так жду тебя всегда.
Как дар ты мне дана
за тьму и холода.
Как солнце на щеке
ладонь твоя нежна.
Пусть канут вдалеке
трагедий имена.
Я всю изведал боль
и всё уже снесу,
теперь пожить позволь
мне ландышем в лесу.
Мне птицей в облаках
воздушного тепла —
так мама на руках
одна держать могла...
И я бы не упал
с высот твоих в поля.
А если бы... то встал
травинкой ковыля.
И рос, и в сердце нёс,
дней будущих следы,
а в них полёт стрекоз
и новые плоды.
Попробуешь их сок
и вспомнишь обо мне,
и каждый твой сосок
попросится во вне...
«Поймай его, поймай
губами, милый мой!.. —
ты скажешь, — И познай,
как свет окутан тьмой...»
И я не удержусь,
забудусь, как дитя,
и я им окажусь,
хотя и не хотя...
Любовь моя, весна,
и будучи сильней,
как верная жена
забыть меня не смей!
Так жду всегда, терплю —
вот-вот придёшь, свежа...
Я так тебя люблю!
О, как ты хороша...
В объятия ныряй —
поймаю, понесу
туда, на самый край,
где вечность навесу
над смертью и пустым —
сожженьем тел, одежд,
а память — это дым
сгорающих надежд.
2024
так жду тебя всегда.
Как дар ты мне дана
за тьму и холода.
Как солнце на щеке
ладонь твоя нежна.
Пусть канут вдалеке
трагедий имена.
Я всю изведал боль
и всё уже снесу,
теперь пожить позволь
мне ландышем в лесу.
Мне птицей в облаках
воздушного тепла —
так мама на руках
одна держать могла...
И я бы не упал
с высот твоих в поля.
А если бы... то встал
травинкой ковыля.
И рос, и в сердце нёс,
дней будущих следы,
а в них полёт стрекоз
и новые плоды.
Попробуешь их сок
и вспомнишь обо мне,
и каждый твой сосок
попросится во вне...
«Поймай его, поймай
губами, милый мой!.. —
ты скажешь, — И познай,
как свет окутан тьмой...»
И я не удержусь,
забудусь, как дитя,
и я им окажусь,
хотя и не хотя...
Любовь моя, весна,
и будучи сильней,
как верная жена
забыть меня не смей!
Так жду всегда, терплю —
вот-вот придёшь, свежа...
Я так тебя люблю!
О, как ты хороша...
В объятия ныряй —
поймаю, понесу
туда, на самый край,
где вечность навесу
над смертью и пустым —
сожженьем тел, одежд,
а память — это дым
сгорающих надежд.
2024
Мой TELEGRAM канал
А здесь мои стихи, рисунки, ссылки на видео и многое другое об искусстве и поэзии. Зачем? Говорят, надо продублировать, а то вдруг что-то пропадёт.
Хм... И что? Однажды всё пропадёт. И ничего страшного. Видимо, так и было задумано...
Короче, подписывайтесь, комментируйте, лайкайте и всё такое... :-)
https://t.me/+L2PA58LlHIM1MDVi
Хм... И что? Однажды всё пропадёт. И ничего страшного. Видимо, так и было задумано...
Короче, подписывайтесь, комментируйте, лайкайте и всё такое... :-)
https://t.me/+L2PA58LlHIM1MDVi
Зима
Тоску вы вселяете, негу,
поля, заметённые снегом?
Ещё хоть снежинку уронит —
и небо меня похоронит.
Под слоем всего, что я прожил,
со всем, что нашёл я и сделал...
Рисуй, если хочешь, художник,
зимы идеальное тело.
Не родины даже, поболе,
страны, где тебя не тревожат
советов фантомные боли
и рожею каждый прохожий...
Весной я окрепну, оттаю
пролезу травинкой на волю.
Проталины дней залатает
весеннее солнце над полем.
«Нет-нет, ничего не случилось!
Ты спал, дули ветры, лучилось
пространство от края до края,
под корень к закату сгорая...»
Обычность земной круговерти.
Привычность забот и маршрутов.
Примите, поймите, поверьте —
вы здесь, а не там почему-то.
И может быть, в Матрице кто-то,
и кто-нибудь даже в астрале.
А мы где? Среди идиотов
и разной житейской печали.
Так серо и зябко, и думы
полны бесконечных фантазий.
А кроны деревьев угрюмы.
А ум из добра не вылазит
тех прелестей моря и пляжей,
безлюдных, но всё ещё тёплых...
И вспомнятся радости наши,
и дышишь на льдистые стёкла...
Сердечко рисуешь... Конечно...
Куда ещё спрятать всё это:
свободу, безумную нежность,
наивную веру поэта...
Что мир, наконец-то, настанет
и все заживут, как бывало.
Один, может, Лазарь и встанет,
из многих, что поубивало...
Увидит вторую Корею
из северных, только темнее...
А я... от всего постарею,
не став ни добрей, ни умнее.
Начну подниматься с одышкой
по склонам, и с мыслью дурацкой,
что где оно, счастье, я слышу,
но мне до него не добраться.
2024
поля, заметённые снегом?
Ещё хоть снежинку уронит —
и небо меня похоронит.
Под слоем всего, что я прожил,
со всем, что нашёл я и сделал...
Рисуй, если хочешь, художник,
зимы идеальное тело.
Не родины даже, поболе,
страны, где тебя не тревожат
советов фантомные боли
и рожею каждый прохожий...
Весной я окрепну, оттаю
пролезу травинкой на волю.
Проталины дней залатает
весеннее солнце над полем.
«Нет-нет, ничего не случилось!
Ты спал, дули ветры, лучилось
пространство от края до края,
под корень к закату сгорая...»
Обычность земной круговерти.
Привычность забот и маршрутов.
Примите, поймите, поверьте —
вы здесь, а не там почему-то.
И может быть, в Матрице кто-то,
и кто-нибудь даже в астрале.
А мы где? Среди идиотов
и разной житейской печали.
Так серо и зябко, и думы
полны бесконечных фантазий.
А кроны деревьев угрюмы.
А ум из добра не вылазит
тех прелестей моря и пляжей,
безлюдных, но всё ещё тёплых...
И вспомнятся радости наши,
и дышишь на льдистые стёкла...
Сердечко рисуешь... Конечно...
Куда ещё спрятать всё это:
свободу, безумную нежность,
наивную веру поэта...
Что мир, наконец-то, настанет
и все заживут, как бывало.
Один, может, Лазарь и встанет,
из многих, что поубивало...
Увидит вторую Корею
из северных, только темнее...
А я... от всего постарею,
не став ни добрей, ни умнее.
Начну подниматься с одышкой
по склонам, и с мыслью дурацкой,
что где оно, счастье, я слышу,
но мне до него не добраться.
2024
Подписаться на:
Сообщения (Atom)