Е.Максимовой
Не ясно, откуда, зачем, для какого
свершения, взлёта, падения… Но!
Ты есть у меня, ты – первооснова
всего, чем живу я, и с кем заодно.
Всё то, что забыто и ныне любимо
ты пробуешь силой огня своего.
Без музыки дело моё – пантомима,
в её оркестровке оно – волшебство.
Я – тема Пикассо, и я не угасну.
На шаре Земли, извиваясь, молю
о том, чтобы не были вы безучастны -
кого понимаю, которых люблю.
Святой Себастьян, умирающий рядом –
мой замысел, гибнущий в множестве глаз.
Партер – это кубок, наполненный ядом.
Вниманье галёрка! Играю для вас.
Так сердце несут на ладони, так пламя
из факельной чаши грозит городам,
так я предстаю в наготе перед вами –
Герника, Варшава, Хатынь, Роттердам!..
Мне страшно… В пределах больших вероятий
любовь - это малость, она не спасёт…
Простёртые руки (о, самораспятье!) –
взываю к тебе, человеческий род!
Тяжелая ноша, усталые плечи...
Мы тащимся в гору, откуда, паря,
взмываем, срываемся, падаем в вечность,
пугаясь, жалея и благодаря
за то, что и вспомнить в конце не успеем…
Привет тебе, цветик! Раскрылся бутон…
Лети, мой последний!.. Скорее, скорее!
Замолви словечко, запомни - «потом»…
В изгибе (о, гибель!), в круженьи (о, жженье!)
на выдохе, взрыве последнего па
гори, моя молодость. В изнеможеньи
прими меня, небо! Умолкни судьба.
1987
Не ясно, откуда, зачем, для какого
свершения, взлёта, падения… Но!
Ты есть у меня, ты – первооснова
всего, чем живу я, и с кем заодно.
Всё то, что забыто и ныне любимо
ты пробуешь силой огня своего.
Без музыки дело моё – пантомима,
в её оркестровке оно – волшебство.
Я – тема Пикассо, и я не угасну.
На шаре Земли, извиваясь, молю
о том, чтобы не были вы безучастны -
кого понимаю, которых люблю.
Святой Себастьян, умирающий рядом –
мой замысел, гибнущий в множестве глаз.
Партер – это кубок, наполненный ядом.
Вниманье галёрка! Играю для вас.
Так сердце несут на ладони, так пламя
из факельной чаши грозит городам,
так я предстаю в наготе перед вами –
Герника, Варшава, Хатынь, Роттердам!..
Мне страшно… В пределах больших вероятий
любовь - это малость, она не спасёт…
Простёртые руки (о, самораспятье!) –
взываю к тебе, человеческий род!
Тяжелая ноша, усталые плечи...
Мы тащимся в гору, откуда, паря,
взмываем, срываемся, падаем в вечность,
пугаясь, жалея и благодаря
за то, что и вспомнить в конце не успеем…
Привет тебе, цветик! Раскрылся бутон…
Лети, мой последний!.. Скорее, скорее!
Замолви словечко, запомни - «потом»…
В изгибе (о, гибель!), в круженьи (о, жженье!)
на выдохе, взрыве последнего па
гори, моя молодость. В изнеможеньи
прими меня, небо! Умолкни судьба.
1987
